Владимир Атласов

1661- 1711

Поэма

Камчатский Ермак - его титул,

И остров Атласова есть.

За ценность походов, открытий

Почёт ему, слава и честь.

Он родом из Великого Устюга.

В далеком детстве часто голодал.

И вот, однажды, вместе с лучшим другом

В Сибирь от бед, напастей убежал.

В Якутске устюжанец поселился,

Раскрыл свои способности, как мог.

В пятидесятники умом своим пробился,

Ну а затем - приказчиком в острог.

Уже не молод, смел и предприимчив,

В Анадырь послан с сотней казаков.

Собрать ясак с коряков, юкагиров,

Призвать к порядку местных вожаков.

А там уже, прослышав о Камчатке,

Взглянул в «Чертёж Сибирския земли».

Взыграло сердце, выявив задатки,

Что в даль и в неизвестное вели.

В то время про Камчатку говорили –

Обширная, богатая земля.

Что в реках первозданных много рыбы,

В лесах: олени, лисы, соболя

И вот на Юг отправилась разведка,

Лука Морозко – тамошний казак.

Повёл отряд, с ним полтора десятка,

Разведать устья близлежащих рек.

Как человек решительный и смелый,

Дошёл Морозко до реки Тигиль,

Нашёл посёлок местных ительменов,

Узнал от них про острова Курил.

Вернувшись, всё подробно рассказали

И тем Атласова сумели убедить

В необходимости большой поход возглавить,

И в земли те желанные пройти.

Якутский воевода же Арсеньев

Опасность чувствуя, не подписал приказ

Не дав согласия, не выделил и денег,

Напутствовал служилых на словах.

И вот, на страх и риск решенье приняв,

Атласов снарядил большой отряд.

Набрав в него казаков, юкагиров,

Через Корякский двинулся хребет

Где шли пешком, а где и на оленях,

Под гнётом ощущения беды.

Вконец устав за долгих две недели,

Пришли к корякам Пенжинской Губы.

Атласов жил средь них, всё изучая,

Постиг их промыслы, уклад родов и быт.

И каждый день, ясак с них собирая.

Он пополнял дорожный свой дневник.

Но вот отряд у Берингова моря,

Здесь, разделившись, двинулись на юг.

Атласов чувствовал, что где – то рядом горе

И угадал, средь них случился бунт.

Коряки, воспротивились поборам

И подступили к ним со всех сторон.

И тут, переметнувшись юкагиры,

Устроили в селении погром.

Трёх казаков восставшие убили

И разнесли заставу в пух и прах.

Пятнадцать ранили, оленей всех забили,

Атласов ранен был в шести местах.

Он сообщил Морозко о разгроме,

Послав к нему надёжного гонца.

Лука пришёл, навёл « порядок в доме»,

Избавив от бесславного конца.

Оправившись от ран и злоключений,

Наметили маршрут на перевал.

Пока шли на хребет без приключений,

Атласов между делом записал:

Как по реке Камчатке поднимались,

То много интересного нашли.

В особенности сильно изумлялись

Когда до гор диковинных дошли.

Одна как будто хлебный скирд маячит,

Другая, словно сенный стог стоит.

То – Ключевская Сопка и Толбачек,

Крупнейшие вулканы сей земли.

Пока, уставши, люди отдыхали,

Коряки всех оленей увели.

Догнали беглецов на перевале,

Обратно всех оленей обрели

Но день и ночь казаки с ними бились

И в схватках не щадили живота.

«Ста с полторы» коряков там побили,

Прогнали со Срединного хребта.

На юг спускаясь берегом Камчатки,

Наткнулись на «Курильских мужиков».

В острогах юрты земляной закладки,

В них «людям было многое число.

Народец полудикий, трудно с ними,

«Валяют Ваньку», если что – дерзят.

Державства над собой они не имут,

Чуть что не так, оружием грозят.

Зимуют в юртах дружным поселеньем,

Разбоем и набегом не грешат.

Одежду носят лисью и оленью,

Для красоты собакою пушат.

А рыбою питаются сырою,

Запасами на зиму и живут.

Зароют в яму, там она «изноет»,

А после варят, варево и пьют.

В камчацких реках рыба – всё морская,

Похожая на сёмгу и красна.

Породою особа и большая,

Овечиной «чужими» названа.

Из моря очень много рыбы входит,

Семи родов, названий косяки.

На русские те рыбы не походят,

И местные зовут их – лососи.

Записки вёл Атласов без лукавства,

И «скаски» обстоятельно писал.

Как он «нифонское» открыл России царство,

И острова курил обозревал.

А к «скаскам» приложил чертёж Камчатки,

Рельеф и климат края описал.

Он первым из наместников камчатцев

«Под руку государеву призвал»

Попали «скаски» в царские хоромы

И были признаны Петром «весьма нужны».

Звучит приказ: - Атласова в дорогу,

В Камчатку с наступлением весны.

И вновь дорога, снова на Камчатку,

Теперь уже казачьим головой.

Всего себя он отдал без остатка

Царёву делу, с сердцем и душой.

Однажды, будучи на речке Иче.

Где выстроил очередной острог,

Прослышал он, есть пленник недалече,

Живёт средь них уже не первый год.

Призвав его к себе, повёл беседу,

Но пленник толком «русского» не знал.

Его он после долгой той «беседы»

Индейцем – узакинцем называл.

Когда нашли «неведомые письма»

С разбившихся японских кораблей.

Индеец по бумагам был зачислен

Японцем с чудным именем Денбей.

И «наказная память» «прилетела»

Через Сибирский тамошний приказ.

В ней Петр Первый, «токмо ради дела»,

Атласову слал личный свой Указ.

И по указу иноземец был доставлен

С достоинством служилыми в Москву.

В Преображенском вскоре был представлен

Без переводчиков Великому Петру.

И в тот же день, как раз после беседы,

Был издан царский «Именной Указ»

В нём говорилось, чтоб «…ево, Денбея»

Учить российской грамоте, тотчас!

Когда ж он русской грамоте навыкнет,

То в обученье дать двух – трёх робят,

А как японскому научит их прилично,

То отпустить, препятствий не чиня.

Впоследствии ученики Денбея

Не раз ходили с Берингом в поход,

И Чириков, на деле их проверив,

Хвалил ребят за точный перевод.

Но уже этого приказчик не узнает,

Он после Ичи развернёт отряд на юг.

Там неизвестных айнов повстречает,

Откроет нам Курильскую гряду.

Глубокой осенью отряд вернулся к Иче,

В зимовье, где его никто не ждал.

В глазах тоска, припасы на исходе,

И на оленей жуткий мор напал.

Припомнив ительменов, и раздоры,

( Когда – то защитил их от врагов, )

Он, опасаясь голода и мора,

Отправил к оным двадцать казаков.

От длительных скитаний все устали,

И ждали возвращения домой.

От голода про меж себя роптали

И на Атласова кивали головой.

Атласов человеком был суровым,

Но, видя правоту их, уступил.

Оставив их пятнадцать с Серюковым,

В Анадырь с остальными отступил.

Хоть Серюков был очень осторожным,

И с камчадалами по - чести торговал,

Через три года он, покинув свой острожек,

Коряками убит был наповал.

С Атласовым вернулись лишь пятнадцать,

Измученных походом казаков.

Ясак в казну был тоже неприглядным,

Пять сотен шкурок небольших зверьков.

И вот- Москва, доклады о камчатке,

О камчадалах, где и как живут.

Какие в поселениях порядки,

И про ясак, что с трудностью берут.

В те времена убийство процветало,

Среди «охочих» и лихих людей.

Бродило по лесу их группами немало,

Людей по виду, но с повадками зверей.

А как в Москве узнали про бесчинства,

Тотчас Атласову отписан был Закон.

Добром и лаской ладить с иноземцем,

Своих же за проступки бить кнутом.

И он отправился в Анадырь для допросов,

Но не успел даже приехать в свой острог,

Как на него посыпались доносы,

Мол, самовластен, дерзок и жесток.

И вот, в июле, прибыв на камчатку,

Атласов сразу «с места и в карьер»,

Стал наводить в селениях порядки,

Вплоть до принятия суровых высших мер.

А в декабре казаки взбунтовались,

Их вольной жизни приходил конец.

А тут и местные восставших поддержали,

Тюрьма - «казенка» - вот всему венец.

Начальником поставили другого,

Имущество «назначили» в казну.

И, опасаясь гнева воеводы,

Послали челобитные в Якутск.

Послав в Москву депешу, воевода,

Направил на Камчатку свой отряд.

Шёл Пётр Чириков приказчиком острога,

Но, зная дело, был ему не рад.

Отряд в дороге местные разбили,

Большим числом загнав его в «осад».

Но всё же камчадалов усмирили,

И взяли с них положенный ясак.

А осенью к ним прибыл Осип Липин,

Сдал Чириков ему Верхнекамчатск,

Поскольку в стычках оба были биты,

То зимовать ушли в Нижнекамчатск.

Но в январе обратно возвращаясь,

Случился сними казус по пути.

Вновь казаки в дороге взбунтовались,

И Осип Липин зверски был убит.

А как история до наших дней доносит,

В Нижнекамчатск они послали ходоков.

Идти с письмом к Атласову, как гости

И порешить его – тирана казаков.

Но нет о смерти данных достоверных,

Источник достоверности молчит.

Свидетельством одних он был зарезан,

А по другим был пулею убит.

Казак сибирский и землепроходец

Камчатку для России вновь открыл,

А камчадалов, «местный тот народец»,

Он «лаской и приветом покорил».

Пять лет ходил Атласов по Камчатке,

Пешком, оленями, где как пришлось.

Прошёл, работая и составляя «скаски»,

Десяток с лишним долгих тысяч вёрст.

За страсть к походам, увлеченьям новым

Был прозван Пушкиным Камчатским Ермаком.

А Берг писал: - Был малообразован,

Но обладал недюжинным умом.

На этом и закончить бы поэму

Его путь не был лёгким и простым..

И знаменит он не сословием в коленах,

А тем, что был России верный СЫН!